Все новости
Новости
7 Февраля 2020, 15:00

«Мне за тебя дрова пообещали»

Как выпускница Октябрьского музыкального училища Гульнара Хисаева изучала русское народное творчество с погружением в среду

Как выпускница Октябрьского музыкального училища Гульнара Хисаева изучала русское народное творчество с погружением в среду
В селе Красный Зилим Архангельского района Башкортостана началась творческая биография заслуженного работника культуры республики Гульнары Хисаевой. После окончания Октябрьского музыкального училища она преподавала тут в музыкальной школе и работала художественным руководителем в клубе. Башкирка по национальности, в русском селе она настолько напиталась его духом, традициями и культурой, что продолжила образование в Челябинском институте искусств по специальности, связанной с народным творчеством, и сейчас руководит русским народным хором «Щедрый вечер» и казачьим ансамблем «Волюшка». Оба коллектива имеют звания народных.
— Мое первое впечатление о селе Красный Зилим — это… волк. Я их прежде видела только в зоопарке. Зима, мороз. Ярко светит солнце. Искрится и сверкает невероятно белый снег. На «Буране» едет парень, а в прицепе лежит волк размером с теленка. Шерсть его с рыжеватым отливом тоже искрится в солнечных лучах. Даже мертвый он был таким могучим, что вогнал в страх. Оказалось, волк-одиночка нападал на скот на окраинах села, за ним охотились несколько дней…
Гульнара замечательный рассказчик. Она живописует событие не только словами, но и интонацией, мимикой, даже руками. Я просто чувствую себя на зимней дороге возле Красного Зилима.
Тетя Нюра, Анна Антипина, хозяйка дома, где Гульнара прожила три года, встретила ее сдержанно. У нее уже была квартирантка.
— Я бы тебя не взяла, да мне за тебя дрова пообещали.
Тетя Нюра — вдова. Своих детей не родила. Вышла замуж за вдовца с тремя ребятишками, подняла их. До пенсии работала поваром. С Гульнарой в первый же день договорилась, что станет ей готовить — за плату, разумеется. Тети-Нюрина еда была вкусной, особенно щи из кислой капусты, без картошки, приготовленные в печи. Зимой их выносили на мороз, в сени, и чем дольше чугунок там стоял, тем вкуснее становились.
Село Красный Зилим православное. Гульнару поначалу удивляло, что, войдя в избу, — а Анну Николаевну уважали, за советом приходили к ней часто — люди трижды с поклоном крестились на образа.
Образа — в вышитых, украшенных мережками набожничках. Вышиты и занавесочки на окнах, и накидки на подушках, и подзоры на кроватях.
И жили здесь не по светскому календарю, а по святцам. Говорили: родилась на второй день Масленицы, похоронили на Ильин день…
Посты соблюдали. Праздники отмечали и службами в церкви, и бытовым поведением: к Мясоеду подъедали мясное (конину в пищу не употребляли), на Троицу катались на релях — высоких качелях, перед Покровом все тщательно убирали в избах, перед Пасхой их белили...
За порядком всегда следили. В доме тети Нюры пол мыли раз в неделю. Гульнару она просила это сделать чаще, чем вторую жилицу:
— У нее до вторника чисто, а ты вымоешь — на неделю хватает.
Гульнара старалась — желание понравиться хозяйке было естественным. Да и мама наказывала делать все так, чтобы ей за дочь стыдно не было.
— Я дома так не мыла, как у тети Нюры! — признается Гульнара.
По субботам баня. С ней и стремлением угодить связана курьезная история, случившаяся в самом начале зилимской жизни.
Тетя Нюра поручила почистить дорожку от дома к бане. "Похоже, снег ни разу не убирали", -- подумала Гульнара, взяв лопату. Она, можно сказать, прорыла туннель метров в двадцать. Довольная выполненным, ждала тетю Нюру и похвалы. А получила… нагоняй!
— Что ты натворила! Теперь всегда придется так делать.
Фраза на самом деле была не такая короткая, потому что и тетя Нюра, и другие жители села в своей речи использовали ненормативную лексику. И звучали слова скорее угрожающе, чем порицающе.
В Зилиме дорожки не чистили, а утаптывали. Снега выпадало много, вьюжило часто, к заборам с обеих сторон такие сугробы наметало, что ворота и калитки были скрыты под ними, становились пригорками, по которым жители шли к своим домам.
Такие же сугробы наметало и возле строений. Летом до окна в чулане, даже встав на цыпочки, рукой было не достать, а зимой, заглядывая в него, приходилось низко наклоняться.
К крыльцу в снегу вырубали ступеньки. Путь из дома в баню был таким: от двери вверх по ступенькам в снегу, двадцать метров по утоптанной тропинке, потом по ступенькам вниз... Вот их-то Гульнара и должна была обновить. Всего-то.
Кстати, баню топили по-черному.
— Но, несмотря на сажу на стенах и потолке, очищались в ней лучше, выходили светлее, ум и глаза становились яснее, — утверждает Гульнара.
Еще один зимний курьез. Тетя Нюра, постирав и уложив белье в два ведра, послала Гульнару на речку прополоскать его. Сделав это, девушка зашла погреться к живущей рядом с рекой коллеге — мороз был крепок. Ведра с коромыслом оставила в сенях. Чай, разговоры — времени прошло немало. Дома тетя Нюра встретила ее неласково. Сени-то в домах холодные, температура там, как на улице, и белье смерзлось. Доставать его из ведра и развешивать для просушки — поломать на сгибах. Ждали, пока оттает в избе.
Забавные истории случались и летом.
В Октябрьском Гульнара жила в частном доме, в хозяйстве была корова, но она ее ни разу не доила. А в Зилиме научилась.
Коров доили трижды в день. Утром и вечером — дома, а днем — на водопое. Как-то тетя Нюра попросила Гульнару сходить туда вместо нее.
— А как я корову узнаю?
Она ведь по-настоящему видела только одну ее часть — вымя.
— У нее на рогах веревка, — успокоила хозяйка.
Гульнара пришла к реке. Было жарко, стадо стояло в воде. И у многих на рогах веревки!
— Какая корова тети Нюры? — спросила у пастуха.
— Сама ищи, — лениво отмахнулся он от нее.
Гульнара вошла в воду и выгнала все стадо. Всем коровам заглянула под брюхо — свою узнала по темному пятну на вымени.
Вечером в клубе только об этом и говорили.
А клуб — это рабочее место Гульнары. В то время уже существовал ансамбль «Русские узоры», в котором пели бабушки. Он старше известных сейчас всем «Бурановских бабушек». Зилимские собирались не по определенному графику, а стихийно, занимались с руководителем без музыкального образования. Конечно, Гульнара общалась с ними. Какой кладезь народного творчества! Какое богатство и какой опыт она получила при этом! «Свела нас тропка узкая, утоптанная, хрусткая», — при каждом удобном случае она вспоминает слова одной из песен.
Этот ансамбль существует и сейчас, причем в двух возрастных составах. В «Узорах» поют те, кто постарше, а для тех, кто помоложе — «Калина-малина». Малина — это по-зилимски красивая девушка.
Идиллия в отношениях Гульнары и тети Нюры сложилась позже. На третьем году она даже денег за еду брать не стала. А однажды пришла к ней на работу и отправила домой обедать. Девушку в селе полюбили, и многие пытались ее угостить. Она еще на обед не всегда домой успевала. Тетя Нюра как-то сама за ней явилась и категорично потребовала идти обедать. Картинка была забавная: впереди почти бежит Гульнара, а за ней с палкой, на которую опиралась, но выглядящей, как орудие наказания, следует тетя Нюра.
Но это потом. А первые полгода казалось, что хозяйка ее ненавидит. Голос у нее грубый, скажет что-то — как выругает. Сядет Гульнара краситься — та за столом напротив. Смотрит, смотрит, а потом со словами: «Фу... страшна!» — вскакивает и уходит.
Не выдержав, Хисаева договорилась об общежитии. Когда сообщила хозяйке, что съезжает от нее, та удивилась:
— Пошто?
— Вы меня не любите, кричите…
— Кричу? Это я так разговариваю.
Тут выяснилось, что женщина к ней привязалась и отпускать не хочет. А «страшна» на самом деле значит «красива».
Таких непривычных слов, называющих привычные предметы, Гульнара узнала немало. Водку называли вином, самогон — мягонькая. Паутина — тенёты, соседи — шабры, петух — кочет, полотенце — утирка, пирожки — пирженцы, пельмени — пермяне, кладбище — могилки, бусы — барочки, коса — трубанька.
Женщины в селе заплетали две трубаньки, укладывали их вокруг головы венком, повязывали поверх платок. Очень красиво получалось. Гульнара спустя некоторое время в сотне километров от села встретила женщину и по этому признаку безошибочно узнала зилиманку.
Меха — на шапках и воротниках — носили и мужчины (это в последнем десятилетии прошлого века!). Молодые девушки в клуб могли прийти и в фуфайке, но непременным атрибутом праздничности для всех возрастов считались белые носки и блестящие галоши. В них и со сцены пели, и, как сейчас говорят, на танцполе плясали.
Традиции, обычаи местности, в которой долго живешь, становятся и твоими. Особенно заметно это в речи. В Зимиле в окончании глаголов не звучало буквы «е»: быват (бывает), получат (получает), начинат (начинает)… По-зилимски говорить стала и Гульнара. По возвращении в Октябрьский ее преподаватель Юлия Исаева ужаснулась:
— Ты как глаголешь? Где ты этого набралась?
Очень долго потом приходилось контролировать себя.
А еще там у всех были прозвища. По сути — вторые фамилии. Тех же Антипиных было едва ли не полсела. Тетю Нюру все звали Нюра Балыкина. Директор школы даже ученикам объяснял, что прозвища на селе главнее имен и фамилий. Один из них поставил это под сомнение. Тогда между директором и школьником произошел такой диалог:
— Кто такой Александр Анатольевич Барышев?
— Не знаю.
— А Шура Манякин?
— Мой родной брат…
Не то что соседей — родных знали не по паспортным именам.
Свадьбы в Зилиме играли по обрядам. Обязательно сватовство, потом девичник — там девушки набожнички и вышивали. «Рубашка» — в доме жениха снимали мерки с дверей и окон, чтоб новые занавески пошить, а раньше еще и жениха обмеряли — ему невеста рубашку шила-вышивала, отсюда и название обряда пошло.
К свадьбе куст репейника бумажными цветами украшали так, что он произведением искусства становился. Его дружка с полудружкой выкупали. Впрочем, они выкупали все -- и сундук, и постель, и ленту из расплетенной девичьей косы, и бумажную шапку для дружки...
Когда гости собирались на праздничный пир в доме жениха, всех входящих приветствовали величальными песнями.
А вот и последний эпизод. Грустный. Гульнара Биктимировна для коллег и учеников Октябрьского музыкального колледжа, где она уже работала, но по-прежнему Гулька для зилиман, получила сообщение о смерти тети Нюры.
Приехала туда поздней осенью. Думала, как у нас принято, ночью посидеть у гроба, но изба оказалась не топлена, и у гроба никого не было. Кое-как переночевала под тулупами. Утром все собрались, чтобы попрощаться с покойной.
— Цалуй, — велела ей одна из местных жительниц.
Гульнара Биктимировна преклонила колени и не успела коснуться лба тети Нюры, как последовала новая команда:
— В губы цалуй!
Чья-то рука взяла ее за волосы и ткнула губами в губы тети Нюры.
Попрощалась...
Щи от тети Нюры
На дно чугунка, казана или утятницы слоями положить свинину с костью, промытую квашеную капусту, лук, морковь (не обязательно — есть в капусте), семя укропа (летом — зонтик), залить водой и поставить в печь или разогретую духовку. Чем дольше щи томятся, тем вкуснее.
Гульнара Хисаева:
— Учиться мне было легко. Все, что в книгах было написано про народное творчество, я ощутила в Красном Зилиме. Не просто видела со стороны — жила этим.
Фото предоставила Гульнара Хисаева




Красный Зилим стал Гульнаре Хисаевой второй родиной, тетю Нюру в ее семье все зовут второй мамой.



Девушку собирают к свадьбе с причетами. Зилимские бабушки вместе с невестой поют-плачут, расплетают молодой девичью косу и заплетают две -- как у всех женщин. Свадьба может гулять несколько дней -- пока не закончится спиртное.


.
Читайте нас: